Война – падеж винительный.

Во дворах-на лавочках, перебирая гитарные аккорды и надрывая голосовые связки, мы часто пели: «...война – дело молодых, лекарство против морщин...»

Не задумываясь о смысле, принимали на веру...

И щелкнул переключатель. И встало в мозгу предрассудочной мглой дикое представление о романтике войны, о том, что война – «...дело лучших мужчин...», что у войны не женское лицо, что...

Да мало ли какой ахинеи нанесли нам в мозги представители «сильного» и иного пола – глашатаи разных культур-субкультур! В песнях, стихах, бывальщинах...

Чтобы потом человеки, ударенные тестостероном в голову, могли оправдать свои недоигранные в детстве милитаристские игрища, перенесенные во взрослость.

Оправдать свою нынешнюю милитаристскую кастовость.

Оправдать свою нежданно свалившуюся на их головы избранность...

Мужчина в камуфляже и с автоматом… Вершитель судеб... Казнить нельзя помиловать... Где ставить запятую и ставить ли вообще? Божий промысел... И – на личное усмотрение камуфлированного субъекта с АКМ...

«...Утро красит красным цветом...»

Нет, не стены древнего Кремля!

Это перепуганными птицами взметнулись в чернь неба зарева пожаров, разбуженные предрассветной мглой артиллерией избранных, превративших некогда цветущий работящий Донбасс в полигон своих инфантильных амбиций  и дебильных философий.

«Одна страна, один язык, один лидер!»

«Русский мир спасет мир!»

И скрестились соломенные идеологии бессмысленными росчерками «ГРАДов» в стонущем болью небе, громыхнули по земле дикими сполохами, покатились нелепым грохотом по округе, со звоном и треском, с посвистом и чвирканьем бездушного дюраля, хищно впились в стены, деревья, тела...

Коршунами слетелись журналисты. Мгновенно! Как ждали...

«Посмотрите, насколько эти боевики-сепаратисты бесчеловечны! Бьют по мирным жителям!»

«Эти фашистские укрокаратели только и могут, что с гражданскими воевать!»

«Давайте выйдем во чисто поле, как мужики, и там разберемся, чьи яйца круче!» – галдят в унисон. И первые, и вторые. И – не выходят...

Боязно?..

А слезы уже не высыхают на глазах! И боль безумным криком яро рвет гортань, рвется в небо, к богу, взявшему отпуск и укатившему в другую вселенную к своему собрату по черствости и отчужденности от людской юдоли!

И тихо, незаметно растут холмики. Во дворах и на кладбищах. Перепаханных и изуродованных минами и снарядами милитаризированных мужчин, выплюнутых бездушным милитаризированным обществом. Обществом, жаждущим хлеба и зрелищ. Зрелищ подале от родного дома. В видеорепортажах стримеров и журналистов... С кровью и слезами, болью и обреченностью! Чужой... Дабы собственная кровь кипела возмущением, адреналин зашкаливал и был повод. Для чего угодно! Выпить лишнюю рюмку водки, съездить соседу по уху, изменить мужу с безусым пареньком в камуфляже, вернувшимся с передовой, или просто переспать с мужчиной в форме, разругаться в хлам на работе или автобусе, выпустив пар и попустив постоянный, разъедающий душу депресняк...

Зрители!

Бездушные либо одушевленные. Больные и болезные. Злорадствующие либо сочувствующие...

В России.

В Европе и в Азии.

В Америке.

На Украине.

И лишь здесь, на Донбассе, нет зрителей. Исключительно прямые участники драмы «Борьба за Европу»! Не Вильяма Шекспира и не Бернарда Шоу. Но от этого – не менее острой. И вполне осязаемой, реальной...

Пропитанная фатализмом.

Разъяренная усталостью.

Ублаженная злостью.

Жизнь под огнем и в ожидании огня...

Поймет ли кто? Прочувствует? Проживет ли чужую, недожитую жизнь, потерянную на линии огня? Омытую слезами... Слезами жен и матерей. Обильными. Скупыми – отцов...

Слезы и проклятия. По обе стороны огненной линии, полыхнувшей от спички, безрассудно поднесенной Европой и любезно раздутой США и Россией. В Киеве и на Донбассе...

«Государство не имеет права на применение силы против мирных демонстрантов!» – «Государство имеет право на применение военной силы для водворения порядка на мятежных территориях!»

 «Мы ни одного русского не оставим в беде!»

Перекошенная лицом Меркель... Озабоченная климаксом Нуланд... Пропитанная трупным ядом Грибаускайте... Опущенная позором Клинтон... И апогеем этого одиозного скопища – гордящаяся своей непробиваемой тупостью Псаки!

За ними уныло плетутся неврастеничный параноик Обама и самовлюбленный флегматик Путин, скользкий Лавров и подхалим Олланд, циничный лоббист Зурабов и не менее циничный посполит Сикорский...

Марионетки и кукловоды... В одном лице...

И корпорации-падальщики, цинично шагающие следом за этими, за... Шагающие по разорванному, искромсанному Донбассу. Кровенящему слезами самоотречения и блюющему злостью перемен...

*****

Уже перед самым отъездом домой, я встретила ополченца из группы Вадимыча...

С самых первых дней осады Первомайска пути нашей группы и группы Вадимыча слились в один... На долгие тридцать дней...

Мы встретились на Центральном рынке Стаханова. Зашли в «шашлычку». Взяли по кофе...

– Помнишь, Рыжая, слова капитана Титаренко из первой поющей? – затягиваясь сигаретой, спросил меня Сергей, но я понятия не имела, что он этим хотел сказать.

– За точность не ручаюсь, – продолжал он, – но что-то вроде этого: «Когда мы возьмем Берлин, я на самой высокой точке города собственноручно напишу: «Развалинами Рейхстага удовлетворен!»

Замолчал, упершись взглядом в стену. О чем думал бывший лисичанский пожарный, я могла лишь догадываться...

– Это, наверно, жестоко, но... не один я так думаю... Мы дойдем до Днепра и сотрем его с лица земли. Дойдем до Киева и оставим от него каменную пустыню. Затем – Львов. От него даже камней не оставим! И тогда, на границе с Европой, на самом большом билборде самыми большими буквами я напишу: «Развалинами Днепропетровска, Киева и Львова – УДОВЛЕТВОРЕН!!!» И виселицы вдоль границы. С фашиками. С теми, кто отдавал приказы нас убивать и расстреливать наши города. И с теми, кто мешал нам свои дома и семьи защищать...

Кофейная чашка треснула в его руке.

А у меня перед глазами картинка из его рассказа.

Июль. Развороченный прямым попаданием подвал многоэтажки в Лисичанске, где прятались от обстрела люди. Трупы погибших, вперемешку с бетоном и железом... В том подвале навсегда осталась его семья: мать с отцом, жена и двое детишек, сынишка пяти лет и грудничок восьми месяцев...

– Да... И можно по домам. А Европа, сука, пусть смотрит, читает и думает, что в следующий раз, как решат сунуться к нам, в развалинах могут лежать уже ихние города и висеть ихние твари!..