Обыкновенный воскресный день. Вроде как выходной, но война
не знает отдыха и тем более не признает выходных. Молох хочет жрать! Молох
ненасытен и потому страшен в своей ненасытности...
Финикийцы, чтобы его умилостивить, приносили в жертву детей.
Ибо дети и в помыслах своих, и в душе своей – чисты и светлы. А Зло ненавидит
Чистоту и Свет! Потому и сжирает Молох Войны детей. Светлых. Чистых. Безгрешных...
Июль. Обыкновенный воскресный день. Но замерла жизнь – это
война ползет по Донбассу, без сна и отдыха, без перекуров и перерывов на обед.
Ее несут людям Донбасса желто-голубые знамена в колоннах бронетехники
украинской армии, в шевронах Нацгвардии и опознавательных знаках ВВС Украины...
Георгиевка, как и другие городки и поселочки рядом с
Луганском, ожидает незваных гостей... Где-то рядом Нацгвардия Украины. Она
окружает Луганск. Она может прийти и сюда... А здесь – ни ополченцев, ни
отрядов самообороны. Одни гражданские, чьи друзья и знакомые ушли защищать
Луганск...
Обыкновенный, до безобразия, воскресный день. Но детям
строго-настрого запретили выходить со дворов. Бегать по улицам. Веселиться и
громко шуметь...
Война вплотную подошла к их дому и вот-вот заползет в
Георгиевку...
Поселок вымер, затаился. В ожидании... Как в сорок первом,
когда фашистские войска входили в советские города и села...
Люди опасливо выглядывают из-за заборов и из окон: не видно
ли, не идут ли? Нет, не идут. И тишина, нашпигованная неопределенностью, – угнетала...
Но дети... Они ж – непоседы! Они не могут оставаться
серьезными надолго. Даже если война. Не бомбят, и ладно. Не стреляют, и хорошо.
И вот уже носятся по дворам, вылазят на заборы, бегут в огороды, перекликиваясь
между собой, смеются...
Неужели миновало? Но взрослые недоверчивы к тишине и
неопределенности и потому шикают на детей, пытаясь их угомонить.
Но разве можно угомонить разыгравшегося ребенка, заставить
его сидеть молча на одном месте, когда вокруг такой чудесный солнечный день?!
И за детским гомоном, за детским смехом сердца взрослых
стали оттаивать, нервное напряжение спадать, и в семьях да по соседям
загомонили: миновало...
Заливистый детский смех разнесся по двору. Хлопнула
калитка... Ах, шестилетний сорванец...
Сразу хлестануло несколько очередей, разорвав мирный гомон
мирного поселка...
– Сыночек!!!
Вырвалась птицей из дома, как из клетки. Взмахнула
руками-крыльями. И птицей подстреленной рядом с сыночком рухнула.
– Сыночка!!!
А что мальчонка-сорванец? Чистыми глазами смотрел в
синее-синее небо, куда унеслась его душа. А мать, распластавшись на его
кровоточащем теле, орала. Умалишенно. Дико. Неистово...
– Сучка! – перед глазами пыльные берцы. – Держать надо
сученыша при себе!
Сплюнул... Пошел дальше… Следом – еще... Солдаты-освободители
украинской армии...
Что это, нервное потрясение или...?
Солдат не может, не должен стрелять в детей!
Да, можно сослаться на неожиданность, но где же тогда
профессионализм, где военная подготовка? Стреляют то по грудной фигуре! А что шестилетнего
пацаненка?! От горшка два вершка!..
Попали...
– Убью падаль! – из дома выбежал дед с «Тайгой».
– Не горячись! Погоди! – утихомиривал сосед...
Нацгвардейцы, ощетинившись стволами «Калашниковых», прошли
улицу и свернули на перекрестке. А улица уже гудела! И уже с соседних сходились
угрюмые, злые мужики. Кто с карабинами, кто с ружьями, кто с топорами.
Подтянулась молодежь – горячая, свирепая! – с травматами, переделанными под
стрельбу боевыми патронами...
А мать так и лежала на убитом ребенке. Но уже не орала от
боли, а тихо скулила. И казалось, что ее душа уходит вослед за сыновьей...
Не трогали ее. Не утешали... Но глаза горели яростью, а
сердца обуглились жаждой мщенья!
Выследить авангард Нацгвардии не составило труда. Двигались
по соседним улицам, по дворам. Тихо. Незаметно. И так же тихо и незаметно брали
нацгвардейцев в кольцо. И уже кольцом двигались вместе с ними...
Дворы заканчивались. Вот-вот будет площадь. И, не
сговариваясь, георгиевцы открыли огонь…
Пятнадцать человек вошло в Георгиевку. Пятнадцать человек
осталось лежать на пыльной улице Георгиевки, недалеко от центральной площади...
И – ни одного раненого...
Жизни пятнадцати за жизнь ребенка... Слишком малая цена!
– Дайте мне автомат! – попросила мать, когда вечером,
похоронив ребенка, вооруженный отряд собрался уходить. – Дайте мне автомат! Я
не успокоюсь, пока всю сволоту порошенковскую не изничтожу!..
Отряд уходил в вечернюю степь. Уходил в Луганск. Чтобы
мстить за мальчонку, убитого украинской армией...
А вместе с ним, уверенно держа автомат на плече, уходила
мать...
Комментариев нет:
Отправить комментарий